* * *
Развлекать мне нисколько не хочется,
Развлекалок утрачен запас,
И про Анку, про пулеметчицу
Написать не сумею рассказ.
О любви не придумаю небыль,
О потоках из глаз при луне.
Рассказать бы хотелось о Небе,
Но найдется ли слушатель мне?
* * *
Сколько красок осеннему лесу
Подарила природа в тиши;
Паутинки вокруг развешаны —
Струны нежные грустной души.
Покрываются золотом пади,
Меж стволов затеряетесь вы.
Все кончается листопадом,
Тонким запахом прелой листвы.
* * *
Становится все ежедневным,
Восторгов нарушен полет,
И тайн неприступные стены
Никто уже не разберет.
Надежды изящные блюдца,
Но хрупкие, знаете, ведь,
И хочется мне оглянуться,
И грустно назад поглядеть.
* * *
Зачем гадать, что будет там за гранью —
Не дадено узнать — и помолчи,
Живи, пока тебе лучи играют,
Пока поют ручьи, кричат грачи;
Покуда над тобою тучи ткани,
И снег, как пух пролетных лебедей.
«В травинку превратишься или в камень» –
Все это только домыслы людей.
КРЕПОСТИ
Человек до сих пор строит крепости,
Чтоб себя оградить от врага;
И не видит он в этом нелепости,
Потому всё как жизнь дорога.
Крепость — крупных банкнотов пачки,
Положил в банк, и все дела!
Легковушка — железная тачка,
Сел, завел, и лети, как стрела.
Крепость — лишняя пара ботинок,
Крепость — лишний мешок муки...
Скажешь: «Скучно! Какая рутина!
Если сможешь, возьми, запрети!»
Не возьму, и не в этом досада,
И ухмылкой стрелять не спеши,
Просто, крепости строить надо,
Как для тела, так и для души,
Не скрутило чтоб нас однобочие.
Вот и думай щеку подперев.
Очень много бед наворочает
Наше туловище ожирев.
* * *
Замков непреступных не бывает —
Рушатся от ядер, от огня;
Иногда их просто забирают
С помощью троянского коня.
Если не троянский конь — подкопом,
Не подкоп — свое возьмет измор,
А измор любую силу слопает —
У него терпение, не позор.
А лежать и в зной, и непогоду
На печи, как сноп, и все дела, —
Не возьмешь не только крепость сходу,
Но и ломоть хлеба со стола.
* * *
Все гораздо проще и обыденней:
Без друзей живу и без врагов;
Бороду и голову мне выбелил
Незаметный ход моих часов.
Уступал я сытости и слабости,
Отдавал им много ценных лет.
Видно в жизни так: где бой, там слава,
Где покой, там серый будний цвет.
* * *
Вчера ветер рвал поводья,
Шел курсом к прямой беде;
А посмотри, что сегодня:
Ни рЯбинки на воде,
И солнце асфальт нагревает,
Полнейшая благодать.
И с нами такое бывает —
Устроены так мы, видать.
* * *
Подслащенные пилюли...
В этой жизни как без них?
Очень нужен дождь в июле,
А октябрь — на сырость лих.
Скрашен алым шлейфом вечер —
Запада закатный стяг.
Чистым сахаром не лечат,
Что горчит, то подсластят.
* * *
Казалось — обрету, успею,
Преодолею, соберу, —
О, как наивна ты, неспелость,
В людском встревоженном бору.
Ограда здесь, и здесь ограда —
Приемлю их величину.
Теперь уже спешить не надо,
И мне известно почему.
* * *
Слетают последние листья
Предчувствуя холод и снег,
И роща меняет обличье, —
Становится роща грустней.
Не радуется, не поётся,
А грусть и печаль, как стена...
Весна непременно вернётся, —
Не ты и не я, а она.
* * *
Опять опалило тревогой,
Предчувствием новых невзгод;
«Пройдёт» — скажет голос строгий.
Я знаю, конечно, пройдёт;
Напрасен злой ветер отчаяния,
Напрасен остуды озноб,
И сколько бы ты ни печалился,
Так будет, как быть и должно.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Оцените произведение:
(после оценки вы также сможете оставить отзыв)
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
